В Неделю о мытаре и фарисее Пятидесятнице, 25 февраля, день памяти Иверской иконы Божией Матери и свт. Алексия, митрополита Киевского, Московского и всея Руси, чудотворца, епископ Сызранский и Шигонский Леонтий совершил Божественную литургию в Казанском кафедральном соборе г. Сызрани.

Вечером 24 февраля 2024 года, в канун Недели о мытаре и фарисее и дня памяти Иверской иконы Божией Матери и свт. Алексия, митрополита Киевского, Московского и всея Руси, чудотворца, епископ Сызранский и Шигонский Леонтий совершил всенощное бдение в Казанском кафедральном соборе г.Сызрани.

• Сщмч. Алексий (Орлов), архиепископ Омский (+ 1937, память 22 августа)
• Сщмч. Августин (Беляев), архиепископ Калужский (+ 1937, память 10 ноября)
• Прмч. Нифонт (Выблов), иеромонах (+ 1931, память 10 ноября) 
• Сщмч. Борис (Семенов) диакон (+ 1931, память 10 ноября)
• Мч. Александр (Медем) (+ 1931, память 10 ноября)

Мученик Александр родился в 1877 году в городе Митаве Курляндской губернии в семье сенатора Антона Людвиговича Медема, занимавшего многие видные государственные посты, в частности губернатора Новгородского. Это был человек, о котором народ сохранил самые добрые воспоминания. Во время беспорядков в Новгородской губернии в 1905 году он без всякого сопровождения выезжал на места происшествий. Подъезжал в тарантасе к бунтующей толпе, смело входил в середину ее, раскланивался с народом, снимал фуражку и начинал говорить тихим голосом. Его вид и манера говорить производили ошеломляющее впечатление, сначала поднимался шум, но вскоре все затихали, и люди с интересом слушали губернатора. В Новгороде ему пришлось заступиться за вдову, у которой один торговец обманом выудил векселя на крупную сумму. Приехав к нему, Антон Людвигович попросил показать векселя и, получив бумаги, швырнул их в пылающий в камине огонь. И затем сказал торговцу: «Никакого права так поступать я не имел, и вы можете подавать на меня в суд». Торговец однако не стал подавать в суд, и вдова была спасена от разорения.

В 1870-х годах Антон Людвигович купил имение в шесть тысяч десятин земли в Хвалынском уезде Саратовской губернии. Впоследствии его сын Александр Антонович продал из них две тысячи десятин крестьянам по самой низкой цене.

Александр окончил в Новгороде гимназию, а затем в 1897 году – юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но юридическая служба его не привлекла. С младенческих лет он привязался к земле. Почти ни одна сельскохозяйственная работа не проходила без его участия, что способствовало приобретению многих практических знаний в области сельского хозяйства и развитию глубокой любви к родному краю и народу.

В 1901 году Александр Антонович женился на Марии Федоровне Чертковой. Впоследствии у них родилось четверо детей – сын и три дочери. Сын после революции эмигрировал в Германию, одна из дочерей была расстреляна в 1938 году.

До 1918 года Александр Антонович управлял имением. После того как советской властью все частные землевладения были конфискованы, он стал арендовать несколько десятин земли, сколько было по силам самому обработать. Жили небогато; средств, полученных чаще всего в долг, его семье иногда хватало лишь на то, чтобы закупить семян и провести самые необходимые сельскохозяйственные работы. В иные времена не было лошади, а участок находился за тридцать километров от города, и до него приходилось добираться или пешком, или с попутными подводами.

Когда началась гражданская война, Александр Антонович и два его брата договорились, что будучи русскими, не поднимут руку на своих и не будут принимать участия в гражданской войне. В 1918 году большевики арестовали его и приговорили к расстрелу, но накануне исполнения приговора отпустили домой попрощаться с родными. Он уже собирался вернуться наутро в тюрьму, но утром большевики были выбиты из города белыми, и приговор сам собой отменился. Летом 1919 года он снова был арестован и заключен в тюрьму в городе Саратове. Вернувшись из тюрьмы, он говорил, что нигде так хорошо не молился, как в тюрьме, где в дверь по ночам стучится смерть, а чья очередь – неизвестно.

Летом 1923 года ОГПУ вновь арестовало Александра Антоновича, и он был заключен в тюрьму в городе Саратове. Следователь спросил его на допросе, как бы он организовал животноводческое хозяйство. Александр Антонович рассказал, входя во все подробности. Следователь с интересом выслушал его и в заключение воскликнул: «Эх, люблю таких людей! Только, конечно, никакого хозяйства мы вам вести не дадим!» В конце октября 1923 года Александр Антонович был освобожден и вернулся к родным.

Аресты и лишения закалили его душу и укрепили веру. Своему сыну Федору он писал в 1922 году: «...На днях твое рождение – тебе исполнится двадцать один год, то есть гражданское совершеннолетие. Буду особенно горячо за тебя, мой мальчик, молиться, чтобы Господь помог тебе достойно и возможно праведно пройти свой земной путь и душу свою спасти, дал тебе счастья, силу и душевную и телесную, смелость и дерзновение, и крепкую непоколебимую веру. Одна только вера, что не все кончается здесь земным нашим существованием, – дает силу не цепляться во что бы то ни стало за свою малозначащую жизнь и ради ее сохранения идти на всякую подлость, низость и унижение...

Действительно свободным может быть только человек глубоко и искренне верующий. Зависимость от Господа Бога – единственная зависимость, которая человека не унижает и не превращает в жалкого раба, а, наоборот, возвышает. Проповедник и наставник я плохой, но мне хочется тебе сказать то, что я особенно остро чувствую и для тебя желаю.

Верь твердо, без колебаний, молись всегда горячо и с верой, что Господь тебя услышит, ничего на свете не бойся, кроме Господа Бога и руководимой Им своей совести – больше ни с чем не считайся; никогда никого не обидь (конечно, я говорю о кровной, жизненной обиде, которая остается навсегда) – и думаю, что благо ти будет.

Христос с тобой, мой мальчик, мой любимый. Мы с мамой постоянно о тебе думаем, за тебя Бога благодарим и молимся за тебя... Крепко тебя обнимаю, крещу и люблю. Господь с тобой. Твой отец».

В 1925 году его супруга Мария Федоровна писала сыну Федору, жившему за границей: «...Еще хочется про папу тебе сказать, но не знаю, поймешь ли ты меня. Мы в таких различных условиях жизни живем, что многое вам может показаться непонятным.

За эти годы он необыкновенно вырос нравственно. Такой веры, такого мира и спокойствия душевного, такой истинной свободы и силы духа я в жизни не видела. Это не только мое мнение, могущее быть пристрастным. Все это видят. И этим мы живы – больше ничем, ибо самый факт, что мы такой семьей существуем, не имея ничего, кроме надежды на Господа Бога, это доказывает».

Невзгоды, болезни, тяжелый труд, который становился иной раз непосильным, привели к тому, что Александру Антоновичу пришлось оставить работу на земле. Он писал по этому поводу детям: «Я не сомневаюсь, что, быть может, я и заслуживаю тяжких упреков: я, де, полный сил и здоровья человек, предаюсь созерцательному образу жизни, сижу ничего не делая и воплю о помощи. Но дело в том, что выхода мне другого нет. Мне действительно предлагали поступить на службу. Но служить этим расхитителям России и расхитителям души русского народа – мерзавцам – я не могу. На это мне говорят, что чем я лучше других? Почему другие могут, по необходимости, это делать, я же строю из себя какую-то исключительную персону? Ничего я из себя строить не собираюсь, ничуть этим не возношусь, я просто думаю, что не для того меня Господь сохранил и вывел из самых, казалось, безнадежных положений, чтобы я изменил своему народу, служа его погубителям. Не могу, и служить не буду – лучше с голоду сдохну. Частной службы или какого-либо дела своего вести – и думать нечего. Все уничтожается в зародыше... Вот и приходится сидеть и ждать, ждать, как теперь 95% русского народа ждет откуда-то каких-то избавителей...»

О положении в стране он тогда же писал сыну: «...Пожалуйста не верьте, что у нас жизнь бьет ключом, промышленность развивается, крестьянское хозяйство восстанавливается и прочее. Все сплошные выдумки, как и все, что от нас исходит. Я ни одного крестьянина не знаю, у которого было бы три лошади... Вообще ничего нет. А на то, что есть, – цены бешеные, продукты же крестьянского хозяйства обесценены до последней крайности...

Напор на Церковь, одно время ослабевший, снова повышается. Митрополит Петр (Полянский. – И. Д.) сидит...

На Кавказе... отбирают последние церкви у православных и передают "живым" – этим антихристовым слугам. У нас пока тихо, "живых" у нас нет. Но, вероятно, и до нас это докатится. В этом случае, конечно, первым полечу я. Я нисколько этого не боюсь, я даже буду очень рад... На все воля Божия. Мы свое дело делаем, и, конечно, наша кровь, если ей суждено пролиться, зря не пропадет... Благословляю тебя, мой мальчик, на жизнь. Живи просто, честно, по-Божески. Унынию никогда не поддавайся...»

В 1928 году Александр Антонович был арестован и заключен в тюрьму в городе Саратове. По окончании следствия он был приговорен к лишению права жить в шести крупных городах и поселился в городе Сызрани, близком к родным местам. К этому времени он овдовел, и в ссылку в город Сызрань вместе с ним поехали его дочери, одна из которых устроилась на работу в Краевое врачебное управление.

Осенью 1930 года Александр Антонович снова был арестован. Следователь спросил его на допросе, каких он придерживается политических убеждений и каково его отношение к советской власти. Александр Антонович ответил: «Определенных политических убеждений я не имею, поскольку я не занимался политикой. К существующему строю мое отношение лояльное. С программой коммунистической партии и советской власти я не согласен».

На допросах Александр Антонович держался с большой выдержкой и достоинством, хотя в это время тяжело страдал от туберкулеза легких, которым болел уже в течение нескольких лет. Следователь утверждал, что арестованный обязан отвечать на все вопросы, но окончивший юридический факультет Александр Антонович придерживался иной точки зрения и на вопросы следователя отвечал следующим образом: «Знакомых в городе Сызрани, которых я посещаю или которые посещают меня, нет. "Шапочных" знакомых, то есть лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, немного; также имеются в городе Сызрани такие лица, с которыми на улице при встречах раскланиваюсь, но их фамилии часто не знаю. Назвать тех лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, затрудняюсь, поскольку я их очень мало знаю и выставлять их в качестве своих хороших знакомых не желаю».

– Так есть ли у вас люди, которых вы знаете в городе Сызрани? – спросил следователь.

– Люди, которых я знаю в городе Сызрани, имеются. Назвать я их не могу, потому что я их не вспомню.

– Отказываетесь ли вы, гражданин Медем, назвать людей, которых вы знаете, или нет?

– Отказываюсь, потому что не могу вспомнить.

– Из вашего ответа, гражданин Медем, следует, что, с одной стороны, люди, которых вы знаете, имеются, с другой – вы их не знаете.

– Фактически так и есть.

Такой ответ поставил следователя в тупик, и, желая оказать нажим на арестованного, он продиктовал ему текст предупреждения: «Ниже подписываюсь в том, что мне со стороны ведущего дело было 28 декабря 1930 года объявлено о том, что я своим отказом назвать людей, которых я знаю в городе Сызрани, препятствую выяснению всех обстоятельств дела и, таким образом, снимаю ответственность с Сызранского отдела ОГПУ в соблюдении соответствующих процессуальных норм в части срока содержания под стражей».

Подписавшись под предупреждением, Александр Антонович написал к нему дополнение: «Из лиц, которых я знаю по имени, отчеству и фамилии, я некоторых в данное время помню, но назвать и этих отказываюсь по той причине, что выдвигать людей, которых я случайно вспомнил, этим самым совершая по отношению к ним несправедливость, – не нахожу возможным».

Таким образом дело до предъявления обвинения так и не дошло. В начале 1931 года у Александра Антоновича обострился туберкулезный процесс в легких, что было связано с тяжелыми условиями тюремного заключения, и 22 февраля он был переведен в больничный корпус Сызранской тюрьмы.

Дочери, узнав о тяжелом состоянии здоровья отца, стали добиваться свидания. Им разрешили, сказав, чтобы они пришли завтра. Но когда они пришли на следующий день, им ответили, что их отца еще вчера схоронили, а где – отказались назвать. Александр Антонович скончался в тюремной больнице 1 апреля 1931 года в половине первого дня. Отпевали его заочно в соборе города Сызрани.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила архиепископа Августина (Беляева), архимандрита Иоанникия (Дмитриева), протоиерея Иоанна Сперанского, псаломщиков Алексея Горбачева, Аполлона Бабичева и члена церковного совета Михаила Арефьева к расстрелу.

Архиепископ Августин, архимандрит Иоанникий, протоиерей Иоанн, псаломщики Алексей Горбачев, Аполлон Бабичев и член церковного совета Михаил Арефьев были расстреляны 23 ноября 1937 года и погребены в общей безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский)

«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 5». Тверь. 2001. С. 365–414

(перейти по ссылке, выбрать молебен простой, вписать имена, а в первой строчке перед именами - в скобках имя святого, кому надо помолиться, оформить заказ)

Иеромонах Нифонт родился в 1882 году в городе Ейске в семье небогатого крестьянина Григория Выблова. Когда ему исполнилось десять лет, родители отдали его учиться в двухклассную сельскую школу в городе Ейске, которую он окончил в 1894 году. Затем он стал помогать по хозяйству отцу. Отец его умер, когда юноше исполнилось семнадцать лет, и с этого времени они остались хозяйствовать вдвоем с младшим братом. В 1913 году он уехал в село Подлесное Хвалынского уезда Саратовской губернии к известному в этих местах миссионеру иеромонаху Антонию (Винникову), который заведовал миссионерской школой. Пробыв некоторое время в миссионерской школе у иеромонаха Антония и утвердившись в решении вступить на новый путь, он поступил в мужской монастырь в городе Хвалынске, где вскоре был пострижен в монашество с именем Нифонт и хиротонисан в сан иеромонаха. В 1925 году епископ Вольский назначил служить иеромонаха Нифонта в храм в село Березовый хутор, где он прослужил до дня своего ареста.

28 декабря 1930 года местное отделение ОГПУ, поставившее своей целью закрытие всех храмов в районе, направило двух милиционеров в село Березовый хутор для ареста священника. Приехав в село, они увидели, что в храме идет богослужение. Тогда они направились в дом священника, чтобы там дождаться его возвращения из храма. В нетерпении они несколько раз посылали сотрудников сельсовета узнать, когда же наконец закончится служба, о чем всем в селе стало известно, как и о предстоящем аресте священника. По окончании литургии было совершено отпевание покойника, гроб с его телом священник проводил на кладбище. Домой отец Нифонт и приехавший к нему в гости его духовный отец, иеромонах Антоний (Винников), бывший с ним в храме, пришли около двух часов дня. По их приходе был произведен обыск, а затем иеромонахов вывели из дома и велели садиться на подводу. К этому времени около дома священника собралась толпа числом около сорока человек, в основном женщин. Они стали требовать освобождения священнослужителей. Тогда милиционеры вытащили оружие и под угрозой стрельбы заставили священников сесть на телегу. Люди закричали, что власти учиняют разбой, и потребовали освободить ни в чем не повинных пастырей. Тогда милиционеры стали переписывать тех из присутствующих, кто вел себя наиболее активно, и угрожать им арестом. Был послан гонец в соседнее село за милицейским подкреплением. Все это принудило верующих отступить, и арестованные священники были увезены в тюрьму в город Сызрань. Однако, арестовав иеромонаха Нифонта, ОГПУ не смогло выдвинуть против него никаких обвинений. Сотрудник местного ОГПУ написал: «Связь с местными кулаками не установлена, но те обстоятельства, что к нему ежедневно носили хлеб и молоко, и больше всего приносили зажиточные, и даже дочь выселенного в Северный край кулака Татьяна Шуракина прислуживала ему, пекла хлеб и стирала белье, – заставляют думать, что поп Выблов имел связь с кулацкой частью села...»

Допрошенный следователем, иеромонах Нифонт виновным себя не признал; об иеромонахе Антонии, арестованном вместе с ним, сказал, что знает его по монастырю в Хвалынске с юности и неоднократно ездил к нему в Хвалынск в последнее время, чтобы исповедаться. В последний раз они вместе вернулись из Хвалынска в село Березовый хутор, где и были арестованы.

Иеромонах Нифонт скончался 30 августа 1931 года в половине десятого утра в Сызранской тюрьме.

Незадолго до его ареста, в середине декабря 1930 года, власти арестовали его духовного сына Александра Антоновича Медема.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила архиепископа Августина (Беляева), архимандрита Иоанникия (Дмитриева), протоиерея Иоанна Сперанского, псаломщиков Алексея Горбачева, Аполлона Бабичева и члена церковного совета Михаила Арефьева к расстрелу.

Архиепископ Августин, архимандрит Иоанникий, протоиерей Иоанн, псаломщики Алексей Горбачев, Аполлон Бабичев и член церковного совета Михаил Арефьев были расстреляны 23 ноября 1937 года и погребены в общей безвестной могиле.

(перейти по ссылке, выбрать молебен простой, вписать имена, а в первой строчке перед именами - в скобках имя святого, кому надо помолиться, оформить заказ)

Родился в 1900 году в Санкт-Петербурге в семье наборщика типографии журнала «Нива» Александра Семенова. До 1916 года Борис учился в 6-й технической школе при фабрике Госзнак, а затем до 1920 года работал на этой фабрике рабочим. В 1920 году она была эвакуирована в Москву, куда переехала и вся семья Семеновых. До 1922 года Борис работал конторщиком, а затем в связи с массовым сокращением рабочих был уволен и поступил учиться в садово-огородный техникум. В это время он начал помогать в храме Архангела Михаила на Пироговской улице в качестве алтарника, здесь он познакомился с епископом Августином и стал его келейником и иподиаконом.

Когда владыка был выслан в Среднюю Азию, Борис поехал вслед за ним в город Педжикент. Он работал здесь во фруктовых садах и помогал епископу во время совершения келейных богослужений. После того как епископ Августин получил назначение на кафедру в Сызрань, он выехал к нему и помогал во время богослужений в качестве иподиакона, кроме того он выполнял различные церковные поручения. Во время поездок Бориса Александровича в Москву владыка передавал с ним письма митрополиту Сергию. В декабре 1930 года преосвященный Августин рукоположил Бориса в сан диакона.

Арестованный вместе с владыкой, он так ответил на вопросы следователя: «По моим убеждениям, в настоящее время со стороны советской власти идет притеснение служителей религиозного культа. Это убеждение у меня сложилось потому, что духовенство облагается непосильными налогами, которые оно выполнить не может... На политические темы мне с епископом Августином беседовать не приходилось, и я не могу сказать о его взглядах на то или иное мероприятие. Лично мой взгляд на кампанию по коллективизации крестьянских хозяйств такой: коллективизация для православного христианина приемлема лишь в том случае, если она не будет направлена во вред его религиозным убеждениям, то есть если коллективизация не будет преследовать целей угнетения религии».

28 октября 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Августина и диакона Бориса к трем годам заключения в концлагерь.

Преосвященный Августин был отправлен в концлагерь недалеко от станции Лодейное Поле Ленинградской области.

Послушник епископа диакон Борис был отправлен в другой концлагерь, также недалеко от станции Лодейное Поле, и в заключении скончался.

Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

(перейти по ссылке, выбрать молебен простой, вписать имена, а в первой строчке перед именами - в скобках имя святого, кому надо помолиться, оформить заказ)

Священномученик Августин Калужский (в миру Александр Александрович Беляев; 28 февраля 1886, село Каменка, Юрьевецкий уезд, Костромская губерния – 23 ноября 1937, Тульская область) родился в семье протоиерея Александра и его супруги Евдокии, был младшим из пяти детей. Позднее писал: «Патриархальный уклад семейной жизни отца внедрил глубоко в моем сознании нравственную ответственность за каждый шаг. Вот почему я, учитывая себя, делаю учет и другим. И от степени требовательности к себе, зависит требовательность моя и к другим…».

В 1913 году женился на Юлии Александровне, урожденной Любимовой, дочери священника. В семье родились две дочери – Юлия (род. в 1914) и Нина (род. в 1919). 22 июня 1920 года жена скончалась от чахотки.

Окончил Кинешемское духовное училище, Костромскую духовную семинарию, Казанскую духовную академию (1911) со степенью кандидата богословия.

В 1911-1920 годы – преподаватель в пензенских мужских и женских учебных заведениях (в том числе русского языка и литературы в Пензенском епархиальном женском училище).

В 1920 году был на короткое время арестован по обвинению в «агитации против Советской власти» (будучи старостой в храме, он активно выступал против пробольшевистской «народной церкви», возникшей в Пензенской губернии во главе с лишенным сана епископом Владимиром (Путятой).

28 августа 1920 года возведен в сан иерея с назначением священником Рождественской церкви Пензы.

В 1922 года вновь арестован по обвинению в «сопротивлении изъятию церковных ценностей». Переехал в Кинешму и возведен в сан протоиерея, затем пострижен в монашество.

С 21 сентября 1923 года – епископ Иваново-Вознесенский, викарий Владимирской епархии. Хиротонисан по просьбе, направленной Патриарху Тихону представителями одиннадцати православных общин епархии. В это время правящий архиерей епархии перешел к обновленцам, а викарный епископ Василий (Преображенский) находился в ссылке. Возглавил сопротивление обновленчеству в епархии. После хиротонии на его стороне оказалось все духовенство Иваново-Вознесенска, исключая клир одного из храмов: многие священники ушли из обновленчества и вернулись в Патриаршую церковь.

Часто служил (в том числе в сельских храмах) и проповедовал. Любил истовое, уставное богослужение, благоговейное неспешное пение и чтение, чуждое духа театральности. По благословению епископа были организованы религиозные кружки.

В феврале-августе 1924 года находился под арестом. С середины 1925 ему пришлось жить в Москве и в Кинешме, приезжая в Иваново-Вознесенск лишь для совершения богослужений, когда в связи с большими церковными праздниками православным удавалось добиться разрешения на приезд епископа в город. Затем по просьбам верующих (среди которых было немало рабочих) ему было разрешено вернуться в Иваново-Вознесенск.

8 сентября 1926 года арестован в Иваново-Вознесенске по требованию местного отдела ОГПУ, начальник которого писал: «Убаюканный неприкосновенностью… гражданин Беляев пришел к заключению, что бороться с ним Губотдел не может и что в размахах работы ему в настоящее время не стоит стесняться… Эта наглая уверенность гражданина Беляева вылилась в новые формы работы для создания нелегальных кружков пока не оформленных христиан, имеющих целью завлечь и возвратить в „лоно Церкви“ детей вообще, в частности коммунистов, в возрасте 13-16 лет». Содержался в Москве в Бутырской тюрьме.

Был приговорен к трем годам ссылки в Среднюю Азию, которую отбывал в городе Ходженте, затем в Педжикенте, где находился до марта 1930 года. Переписывался со своими духовными чадами, в комнате, в которой проживал, устроил домашнюю церковь. Верующие собирали подписи, прося освободить владыку, а затем провели сбор средств для ссыльного епископа и других гонимых священнослужителей – организаторы этих акций были арестованы (за организацию «несанкционированного властями Красного Креста»).

1 октября 1929 года назначен епископом Алма-Атинским, но местные власти отказали ему в регистрации. После освобождения из ссылки ему было запрещено возвращаться в Ивановскую область.

С 1 апреля 1930 года – епископ Сызранский, пользовался авторитетом среди верующих.

В 1931 году арестован вСызрани, вместе с ним арестовали шестнадцать священников, одного монаха и тридцать девять мирян, в их числе старост и членов церковных двадцаток. В обвинительном заключении говорилось: «С появлением на Сызранской кафедре епископа Августина церковная жизнь почувствовала в нем крепкую опору старых традиций, к нему потянулось самое реакционное духовенство». Еще одно обвинение – организация помощи ссыльным верующим.

Виновным себя не признал. На вопрос, какой характер носила его переписка с верующей молодежью из Иванова, владыка ответил: «Переписка носила личный характер, то есть вопросов, касающихся религиозного миросозерцания, отношения к родственникам и так далее. По вопросу о религиозном миросозерцании молодежи я отвечал, что верить в материализм и материю и срамно, и не научно, и не современно».

Приговорен к трем годам лишения свободы, находился в Свирьлаге (недалеко от станции Лодейное Поле) Ленинградской области.

С 9 апреля 1934 года – епископ Калужский и Боровский. Пользовался популярностью среди паствы, во время его служб в храме всегда было много молящихся.

2 апреля 1936 года возведен в сан архиепископа.

20 сентября 1937 года арестован в Калуге. Решительно отверг предъявленные ему обвинения в контрреволюционной деятельности. 19 ноября 1937 года приговорен по ст. 58-10 УК РСФСР к высшей мере наказания. 23 ноября 1937 расстрелян вместе с группой духовенства и мирян в Тульской области.

В августе 2000 года Деянием юбилейного Освященного архиерейского собора Русской православной церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

(перейти по ссылке, выбрать молебен простой, вписать имена, а в первой строчке перед именами - в скобках имя святого, кому надо помолиться, оформить заказ)

В миру Алексей Степанович Орлов, родился 8 февраля 1862 года, в городе Самаре в бедной семье псаломщика. Семья была глубоко верующей.

Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

16 августа 1895 года рукоположен в сан священника, и состоял на службе в разных храмах города Самары, а затем в сане протоиерея, – в Самарском кафедральном соборе.

В 1922 году овдовел, и в том же году принял монашество.

9 июня 1923 года состоялась его хиротония во епископа Бугульминского, викария Самарской епархии.

В конце 1923 года уклонился в обновленчество и был назначен обновленческим епископом Бугурусланским, с правом временного управления Самарской епархией.

В 1924 году в Самарском кафедральном соборе всенародно принес покаяние за уклонение в обновленчество, и был снова принят в общении Русской Православной Церковью в сущем сане.

В 1924 году назначен епископом Курганским, викарием Тобольской епархии.

16 сентября 1927 года назначен епископом Мамалыжским, викарием Сарапульской (Ижевской) епархии.

11 февраля 1931 г. назначен епископом Енотаевским, викарием Астраханской епархии.

По воспоминаниям А.И. Кузнецова, епископ Алексий (Орлов) прибыл в Астрахань в сентябре 1930 года, после ареста временно Управляющего Астраханской епархией епископа Вольского Андрея (Комарова). Фактически все время, пока епископ Андрей находился под стражей, до февраля 1931 года, на епископа Алексия легло бремя управления епархиальными делами.

Епископ Алексий был скромным, обаятельным человеком и за это он пользовался всеобщей любовью верующих. В обхождении он был очень прост, вел аскетический образ жизни, ежедневно служил в храме, главным образом в храме Князя-Владимира, около которого он жил в доме на улице Радищева, 38. Верующие старались приглашать его и в другие приходские храмы, где он любил служить по престольным праздникам.

Сохранилось описание внешности епископа: высокий рост, пышная, буквально до пояса, борода, белое румяное лицо с добрыми глазами и милой выразительной улыбкой.

Однажды, в канун праздника Сретения Господня, произошел такой случай. Епископа Алексия пригласили служить всенощную в Тихвинской церкви. Он приехал, прихожане встретили его, и служба началась. Вскоре сюда же в церковь прибыл епископ Андрей (Комаров), утром освобожденный из тюрьмы. Он, никем не встреченный, прошел в алтарь. Что произошло в алтаре неизвестно, но только на литургию вышел епископ Андрей. В церкви поднялся шум, были слышны голоса: «Где епископ Алексий?» Верующие подступили к епископу Андрею и стали требовать его удаления, желая, чтобы службу продолжил епископ Алексий. Владыка Андрей хотел, что-то сказать, но во всеобщем гвалте его не было слышно. Служба была сорвана. Естественно, что этот самый случай никак не мог способствовать хорошим отношениям между епископами. Владыка Алексий остался в Астрахани на положении викарного архиерея, но служить ему удавалось изредка и только в Князь-Владимирском храме.

В апреле 1931 года, епископ Алексей был удален из города. Только в 1933 году, из письма самого владыки, астраханцы узнали, что же произошло:

"Как-то я купил, – писал епископ Алексей, – стопу почтовой бумаги, каждый лист которой был украшен жирной типографической печатью: "Религия – орудие угнетения трудящихся масс". Этот лозунг я искусно переделал, и у меня получилось: "Религия – орудие утешения трудящихся масс". В такой переделке бумага и защеголяла по свету, в моей деловой корреспонденции. Кому – то показалось это вольностью, и я оказался в Сызрани".

5 июня 1931 года был назначен епископом Сызранским, викарием Самарской епархии, но и здесь он пробыл недолго. Почти тут же его выслали в Сибирь, в Омск.

24 августа 1931 года он был назначен епископом Омским.

11 августа 1933 года был возведен в сан архиепископа.

24 апреля 1935 года был арестован на основании справки, составленной СПО УНКВД по Омской области, в которой говорится:

"По имеющимся в нашем распоряжении данным, проживающий в гор. Омске архиепископ ОРЛОВ Алексей Михайлович – 73 г., будучи враждебно настроен по отношению к существующему строю, сгруппировал вокруг себя единомышленников из Тихоновского духовенства и беглых людей, наиболее активными участниками являются: Топорнин Дмитрий Алексеевич, 64 л., священник Ильинской церкви; Зайцев Петр Прокопьевич – 65 л., дьякон Ильинской церкви; Перепелкин Ефим Артемович – 55 л., бывший миссионер; Жарков Николай Иванович – 50 л., бывший кулак.

Данная группа во главе с архиепископом Орловым А. на протяжении нескольких лет систематически занималась ведением антисоветской агитации, направленной против политики партии и Соввласти, распространяя провокационные слухи о предстоящей войне и неизбежности гибели Советской власти...

В связи с закрытием в г. Омске Знаменской церкви Тихоновской ориентации архиепископ Орлов под видом своих именин созвал у себя на квартире нелегальное сборище – сторонников, на котором выступал перед присутствовавшими с агитационной речью, призывая помолиться, чтобы избавить Церковь и страну от бед и напастей.

На основании вышеизложенного... арестовать по данному делу лиц... и привлечь к ответственности по ст. 58-10-11 УК РСФСР..."

Через месяц с небольшим список обвиняемых пополнился бывшим священником Валерианом Михайловичем Сапожниковым, омским священником Петром Александровичем Кузнецовым и священником Степаном Авксентьевичем Шалыгиным все по той же статье. Так в недрах НКВД была сформирована группа "церковников-вредителей".

На допросах, которые продолжались до 10 июля 1935 г., владыка держался с достоинством, показал себя человеком честным, бесстрашным, полностью доверяющим своему ближайшему окружению. Из материалов допросов выяснилось, что владыка разъяснял пастве пагубность раскола и обновленчества, оказывал материальную помощь ссыльному и репрессированному духовенству, содействовал бежавшим из ссылки священнослужителям, беспокоился о материальных нуждах вверенной ему паствы, остро реагировал на взрыв в г. Омске Ильинской церкви.

10 июля 1935 г. было составлено обвинительное заключение, в котором значилось

"...ОРЛОВ Алексей Степанович, 1862 г.р., ОБВИНЯЕТСЯ в том, что:

возглавлял к-р пораженческую группу духовенства Тихоновской ориентации. Сам распространял провокационные слухи о скорой предстоящей войне Японии с СССР и неизбежности гибели Сов. власти, обрабатывал верующих в пользу Японии, доказывая, что она является защитницей христианства;

распространял провокационные слухи, что в случае войны Красная Армия восстанет;

в связи с убийством Кирова говорил, что "много пострадало невинных".

22 июля 1935 г. дело было передано на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР.

25 октября 1935 года архиеп. Алексий был осужден по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР за "участие в контрреволюционной группе" и приговорен к 5 годам ссылки, в Казахстан.

23 декабря 1936 года он прибыл в г. Мирзоян (современный Тараз). Здесь архиепископ Алексей помогал организовывать «староцерковническую» (принадлежащую к Патриаршей Церкви) общину, составлял списки ее членов, писал заявление в райисполком и давал советы по регистрации общины. Несмотря на запреты властей, по просьбам верующих совершал требы.

15 мая 1937 года был арестован Мирзоянским РО НКВД по обвинению в участии в «контрреволюционной организации церковников», и заключен в тюрьму г. Мирзоян.

Проходил по одному делу с расстрелянными в г. Чимкенте митрополитами Кириллом (Смирновым), Иосифом (Петровых) и другими священнослужителями и мирянами.

В обвинительном заключении по данному делу, вынесенном 23 августа 1937 г., владыка Алексий обвинялся в том,

"что на территории Южно-Казахстанской области Каз. ССР, отбывающими административную ссылку бывшими видными церковниками Смирновым К.И., Петровых И. и Кобрановым Е. был организован контрреволюционный центр, куда вошли значительные по количеству кадры церковников, монахов, попов, кулаков и офицеров. В основу центр ставил своей задачей организацию всех к/р сил церковников в строго законспирированное подполье для активного повстанческого выступления против советской власти в момент ожидающейся интервенции против СССР, установления Патриаршества и главы Церкви над государственной властью. С этой целью среди руководящего состава главой Русской Церкви было решено считать Смирнова Константина и о чем были поставлены в известность некоторые к/р формирования к/р организации. В разных населенных пунктах СССР, вплоть до рабочих центров, на фабриках были организованы рабочие общины, тайные монастыри, где под руководством епископов, попов и монахов проводились вербовки новых членов в к/р организацию, проводились пострижения...

Руководители центра на условные адреса регулярно получали денежную помощь из разных мест СССР от своих филиалов, которыми на местах по установке центра проводились тайные сборы средств среди верующих..."

Кроме общего обвинения было поставлено в вину:

"Орлов Алексей – организатор новых нелегальных общин в Манкенте и Мирзояне. Являлся организатором к/р ячеек, связистом между архиепископом Ташкентским Борисом Шипулиным и Иосифом Петровых. Вел к/р агитацию о скором падении Мадрида и высказывал пораженческие настроения".

На допросах владыка Алексий не отрицал, что "помогал, как духовное лицо оформить религиозную общину староцерковническую, технически составлял списки лиц, входящих в общину, писал заявление в райисполком и безграмотным давал советы как нужно идти в райисполком регистрировать общину"; не отрицал, что "имел связь с архиепископом Борисом Шипулиным, который управляет Ташкентской епархией, у него состоял на учете, как служитель религиозного культа, т.к. каждый служитель религиозного культа по правилам староцерковным должен стать на учет, где бы он не находился...". Но на вопросы о его антисоветской и к/р деятельно отвечал: "Никакой а/с деятельностью я не занимался". При предъявлении обвинения заявил: "Виновным себя не признаю ни в чем".

Протокол последнего допроса занял две строчки:

"Вопрос: Вы являетесь членом к/р организации церковников и должны признаться, рассказать откровенно и подробно о своей к/р деятельности.

Ответ: От откровенных показаний отказывается, заявляет, что не знает".

26 августа 1937 года тройкой при УНКВД по Южно-Казахстанской обл. был осужден по ст. 58-10,58-11 УК РСФСР за "антисоветскую деятельность" и приговорен к расстрелу.

4 сентября 1937 года был расстрелян близ города Чимкента, у Лисьей балки. В настоящее время место захоронения неизвестно.

5 июля 1958 года Президиумом Южно-Казахстанского областного суда был реабилитирован по 1937 году.

22 июня 1989 года Прокуратурой Омской обл. был реабилитирован по 1935 году.

Канонизирован на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года.

(перейти по ссылке, выбрать молебен простой, вписать имена, а в первой строчке перед именами - в скобках имя святого, кому надо помолиться, оформить заказ)