Святая Татиана была дочерью богатого римлянина и была воспитана им в христианской вере. Когда Татиана достигла совершеннолетия, она стала равнодушна к богатству и иным благам и возлюбила всем сердцем духовный образ жизни. Она навсегда отказалась от супружеской жизни и за добродетельную жизнь была назначена диакониссой Римской церкви. В этой должности она с усердием ухаживала за больными, посещала темницы, помогала неимущим, стараясь постоянно угодить Богу молитвами и добрыми делами.

При императоре Александре Севере (222–235 гг.) святая Татиана за исповедание Иисуса Христа приняла мученическое страдание от римского градоправителя Ульпиана (около 225 г.) Согласно древнему рассказу, святую Татиану после разных истязаний бросили на арену цирка (Колизея), чтобы свирепый лев растерзал ее для забавы зрителей. Но вместо этого лев стал кротко ласкаться к ней. Тогда святую Татиану усекли мечом. Восемь слуг градоправителя, мучивших святую, уверовали в Иисуса Христа, видя над ней силу Божию, – и они тоже были после мук усечены мечом.

День памяти: 25 января

В миру Величко Косьма Кириллович, родился 12 января 1875 года в селе Арбузинка Херсонского района Николаевской губернии у благочестивых родителей Кирилла и Харитины, и наречен был во святом крещении Косьмою. Мать Косьмы Харитина в своей юности желала быть монахиней, но родители благословили ее на замужество. Харитина молилась Богу, чтобы хоть один из ее чад сподобился подвизаться в иноческом чине. Косьма с малых лет возлюбил молитву и уединение. Еще с юности у преподобного было сострадание к людям, особенно к больным, страждущим. За это враг спасения человеческого всю жизнь ополчался на него. Известно следующее событие отроческих его лет. У Косьмы был двоюродный брат, одержимый нечистым духом. Косьма поехал с ним к одному старцу, изгонявшему бесов. Старец исцелил юношу, а Косьме сказал: «За то только, что ты привез его ко мне, враг будет мстить тебе — ты будешь гоним всю жизнь».

В 1895 году Косьма отправился с паломниками во Святую Землю. Прожив в Иерусалиме полгода осмотрев в Палестине все святые места, Косьма на об ратном пути посетил Святую гору Афон. Здесь oн особенно воспылал желанием подвизаться в монашестве. Однако прежде нужно было вернуться домой и получить благословение родителей. Мать с радостью и благодарением Богу воспринялa решение сына, отца же пришлось долго уговаривать слезно умолять, прежде чем он отпустил сына. Напутствуя в дорогу, мать благословила Косьму Казанской иконой Божией Матери с которой преподобный не расставался всю свою жизнь, и которая положена была ему во гроб после кончины.

В 1896 году Косьма прибыл на Афон и поступил послушником в русский Свято-Пантелеимоновский монастырь. Ревностно исполнял возложенное на него настоятелем монастыря послушание просфорника.

В 1897 году мать Косьмы Харитина направлялась в паломничество во Святую Землю. Когда корабль с путешественниками сделал остановку у берегов Афона, Харитина письменно просила настоятеля монастыря благословить посетить Святую Землю и Косьме. Благословение было получено — так родительница еще раз увидела сына.

В Иерусалиме с Комсьмой произошло два события, которые предзнаменовали служение преподобного: когда путешествующие были у Силоамской купели Косьму толкнули, и он упал в воду, а когда паломники были в храме Воскресения Христова на него опрокинулась средняя лампада горевшая при Гробе Господнем и вылился весь елей. Так как существует обычай погружаться в воду Силоамской купели особенно бесплодным женщинам, первой из которых Господь даровал чадородие, люди смеялись, говоря, что теперь у Косьмы будет много детей, что и сбылось - в духовном смысле. В случае с лампадой, люди быстро окружили Косьму и, собирая руками стекающий по его одежде елей, благоговейно помазывались им, что также указало на обилие благодати, которая будет изливаться от преподобного к людям.

Через год Косьма был направлен на полтора года нести в порядке очередности послушание у Гроба Господня. Вернувшись на Афон, Косьма был назначен на послушание гостинника в странноприимную для паломников, где подвизался 11 лет. Прилежно исполняя это послушание столь долгое время, Косьма стяжал благодушное терпение и смирение. Вскоре послушник Косьма был пострижен в рясофор с именем Константин, а 23 марта 1904 года - в монашество с наречением имени Ксенофонт.

В 1912-1913 годах на Афонской горе возникла на самое короткое время имяславническая смута. Отец Ксенофонт никакого отношения к этому учению не имел, но греческие власти, боясь распространения смуты, потребовали выезда с Афона многих русских монахов, в том числе и его.

В 1913 году монах Ксенофонт стал насельником Киево-Печерской лавры.

Во время Первой Мировой войны вместе с другими монахами он был направлен на нелегкое послушание брата милосердия в санитарный поезд, ходивший по линии Киев - Львов. В это время проявились в нем редкие душевные качества и добродетели: терпение, сострадание и любовь в служении тяжелобольным и раненым.

По возвращении в Лавру отец Ксенофонт нес послушание в Дальних пещерах: заправлял и зажигал лампады над святыми мощами, переоблачал святые мощи, следил за чистотой и порядком. Очень хотел принять схиму, но ему отказывали из-за молодости.

В 56 лет он неожиданно тяжело заболел, как думали, безнадежно. Решено было немедленно постричь умирающего в схиму, что было совершено 8 апреля 1931 года с наречением Кукшей, по имени священномученика Кукши, чьи мощи покоятся в Ближних пещерах. После пострига отец Кукша стал поправляться и вскоре совсем выздоровел.

3 апреля 1934 года отец Кукша был рукоположен в сан иеродиакона, а 3 мая того же года - иеромонаха.

После закрытия Киево-Печерской Лавры служил до 1938 года в Киеве в церкви на Воскресенской Слободке.

В 1938 году был арестован и приговорен к 5 годам лагерей в городе Вильма Молотовской области, на изнурительных лесоповалочных работах, а после отбытия этого срока - к 3 годам ссылки в Соликамской области, в деревне близ города Кунгура. Взяв благословение у епископа в Соликамске, он часто совершал богослужение в соседнем селе.

По окончании срока ссылки в 1947 году возвратился насельником в Киево-Печерскую лавру, где нес послушание свечника в Ближних Пещерах. С этих лет все больше людей стремятся у него исповедаться и получить душеспасительные советы и назидание. Это не осталось без внимания властей, и в 1951 [3] году он был переведен в Почаевскую лавру.

В Почаеве люди стремились к старцу как и прежде - сотнями стояли к нему в очереди на исповедь. О всенародной любви к старцу можно судить и по следующему событию. Отец Кукша, по афонскому обычаю, всю жизнь обувался только в сапоги. От долгих и многих подвигов у него на ногах были глубокие венозные раны. Однажды, когда он стоял у чудотворной иконы Божией Матери, у него на ноге лопнула вена, и сапог наполнился кровью. Его увели в келию, уложили в постель. Пришел знаменитый своими исцелениями игумен Иосиф (в схиме Амфилохий), осмотрел ногу и сказал: «Собирайся, отец, домой», — т.е. умирать — и ушел. Через неделю игумен опять пришел к отцу Кукше, осмотрел почти зажившую рану на ноге и в изумлении воскликнул: «Вымолили чада духовные!»

В конце апреля 1957 года, после двухмесячного пребывания в затворе, которое священноначалие определило ему «для совершенствования аскетической жизни и несения высшего схимнического подвига», старца на Страстной седмице переводят в Крещатицкий Иоанно-Богословский монастырь Черновицкой епархии. Приход старца Кукши в эту обитель был для нее благотворным — ожила духовная жизнь братии, в обитель потянулись богомольцы, их дарами монастырь смог воздвигнуть новые постройки. Сам преподобный, несмотря на старческую слабость, чувствовал здесь себя хорошо, часто повторял: «Здесь я дома, здесь я на Афоне!»

В Почаеве люди стремились к старцу как и прежде - сотнями стояли к нему в очереди на исповедь. О всенародной любви к старцу можно судить и по следующему событию. Отец Кукша, по афонскому обычаю, всю жизнь обувался только в сапоги. От долгих и многих подвигов у него на ногах были глубокие венозные раны. Однажды, когда он стоял у чудотворной иконы Божией Матери, у него на ноге лопнула вена, и сапог наполнился кровью. Его увели в келию, уложили в постель. Пришел знаменитый своими исцелениями игумен Иосиф (в схиме Амфилохий), осмотрел ногу и сказал: «Собирайся, отец, домой», — т.е. умирать — и ушел. Через неделю игумен опять пришел к отцу Кукше, осмотрел почти зажившую рану на ноге и в изумлении воскликнул: «Вымолили чада духовные!»

В конце апреля 1957 года, после двухмесячного пребывания в затворе, которое священноначалие определило ему «для совершенствования аскетической жизни и несения высшего схимнического подвига», старца на Страстной седмице переводят в Крещатицкий Иоанно-Богословский монастырь Черновицкой епархии. Приход старца Кукши в эту обитель был для нее благотворным — ожила духовная жизнь братии, в обитель потянулись богомольцы, их дарами монастырь смог воздвигнуть новые постройки. Сам преподобный, несмотря на старческую слабость, чувствовал здесь себя хорошо, часто повторял: «Здесь я дома, здесь

Преподобный Симеон (в миру Василий Иванович Желнин) родился 1 марта 1869 года в деревне Яковлевской Островского уезда Псковской губернии в крестьянской семье от родителей Иоанна и Наталии. Вскоре он был крещен в погосте Вехново и во Святом Крещении назван Василием.
Родители его были глубоко верующими, богобоязненными и благочестивыми и воспитывали Василия в повиновении и послушании родительской воле.
В своей духовной биографии, написанной преподобным Симеоном уже в зрелые годы, он вспоминает, как в родительский дом не раз приезжал Корнилий, монах Крыпецкого монастыря (ныне причисленный к лику местночтимых святых Псковских). Иногда тот оставался ночевать в их доме и, всегда ложась спать с отроком Василием, часто говорил ему: «Будешь ты монахом, будешь старец великий». Иногда брал отрока с собою по сбору для монастыря и при этом говорил: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь – подадут нам». Так всегда и бывало.
В десять лет Василий, помогая родителям, пас своих лошадей. В этот же год он услышал от людей рассказы о жизни старца Серафима, Саровского чудотворца, и, желая подражать великому подвижнику, нашел в поле большой камень и стал на нем молиться. В 12 лет вместе с родителями ходил в Псково-Печерский монастырь, чтобы поклониться древним святыням и помолиться перед чудотворными иконами обители. В обители отроку Василию так понравилось, что он задумал остаться здесь навсегда, и эта мысль не оставляла его, пока не исполнилось его желание.
В 20 лет Василий стал просить отца, чтобы тот отпустил его в монастырь, но отец и слушать об этом не хотел и заявил юноше: «Женить тебя надо, а не в монахи». Но юноша стоял на своем, твердо заявив отцу, что не будет жениться никогда. Так продолжалось несколько лет, пока отец не убедился в серьезности намерения сына стать монахом. Тогда он разрешил Василию выстроить в усадьбе домик, где будущий подвижник жил и молился в уединении до 25-летнего возраста.
Но через пять лет Бог чудесным образом изводит Василия из родительского дома. В то время в их селе жил некий старец Симеон, которого деревенские жители почитали за блаженного. Этот старец любил приходить в дом к родителям Василия, а иногда оставался ночевать. Василий как-то спросил у блаженного совета и благословения идти в монастырь, но ответа не получил. Но однажды блаженный явился в их дом и заявил отцу, что «пришел сюда умирать». И тогда Василий при всех стал просить блаженного: «Батюшка, благословите меня в монастырь». А тот неожиданно взял веревку, свернул ее жгутом и давай бить просителя и гнать из дома во двор, со двора на улицу,– и гнал вдоль улицы за деревню, а потом вернулся в дом, лег на лавку – и умер. Все, видевшие это, поняли, что блаженный выгонял Василия из дома в монастырь. Но даже и после этого случая отец не хотел отпускать сына, но потом смирился и с миром отпустил Василия в Печерскую обитель.
В 1896 году Василий поступил послушником в Псково-Печерский монастырь. Архимандрит Мефодий (Холмский, † 1906), бывший тогда наместником монастыря, взял его к себе келейником в настоятельские покои. Кроме этого, Василий ходил и на общие послушания с братией, особенно на постройку гостиницы для богомольцев. Часто приходилось работать с 5 часов утра и до позднего вечера. В редкие свободные часы, когда молодые послушники и иноки собирались отдыхать на свежем воздухе на Святой горке, в саду, он всегда отговаривался от такого праздного общения и под видом послушания, данного от наместника, шел в столярку и, будучи опытным столяром-краснодеревщиком, вытачивал там разные полезные вещи.
В 1900 году послушник Василий был пострижен в монахи с именем Вассиан, а в 1901 году рукоположен во иеродиакона и получил отдельную келлию для жительства.
В 1903 году отец Вассиан был посвящен в сан иеромонаха и вскоре назначен в Снетогорский монастырь во Псков экономом для восстановления монастырского хозяйства, а через 4 года вернулся в Печоры. Вскоре его вновь направляют из обители для укрепления монастырского хозяйства, на сей раз в имение Мустищево в 25 километрах от монастыря в сторону Латвии.
– Было очень много трудностей, – вспоминал потом старец,– из лаптей не вылезал. Надо было восстанавливать почти вновь все хозяйство, в первую очередь выстроить храм во имя Иоанна Крестителя Господня, церковный дом, хозяйственные постройки, сараи, скотный двор и прочее. Наладить землепашество, чтобы оно давало пользу монастырю.
На это ушло много лет, и, когда дело пошло на лад, он возвратился в родную обитель в возрасте 46 лет.
Началась революция, и настоятель обители епископ Иоанн (Булин, † 1941) хотел поставить опытного подвижника отца Вассиана наместником монастыря. Но тот по смирению своему, видя, что это послушание ему не под силу, стал отказываться и просил постричь его в схиму, так как чувствовал «внутренне внушение принять схиму». Так 3 февраля 1927 года он был пострижен с именем Симеон и назначен духовником братии и паломников Псково-Печерского монастыря. Настоятель обители привел его в убогую, сырую, темную келлию, по сути дела, пещеру, ископанную в горе рядом с Успенским храмом, и сказал: «Вот тебе келлия, здесь и умрешь». Так и вышло потом.
Таким образом начался молитвенный и старческий подвиг иеросхимонаха Симеона, продолжавшийся 33 года. Теперь главным содержанием жизни будущего старца стала молитва. Он положил себе за правило ежедневно молиться за ранней литургией в пещерном Успенском храме и там у жертвенника Господня усердно поминал всех своих духовных чад. По ночам исполнял келейное правило схимника, а днем принимал братию и многочисленных паломников в своей келлии. Не оставлял старец и телесные труды – большей частью в столярной мастерской. Немало искушений претерпел старец в своей келлии от бесов. В первую же ночь, как он поселился в ней, явились ему зримым образом злые духи и наполнили келлию. Страшные, каких ему раньше не приходилось и видеть. Испугался поначалу старец и не знал, что делать. А они начали на него кричать, дергать и гнать: "Зачем ты пришел? Уходи отсюда, все равно мы не дадим тебе здесь жить", – и многое другое. «Думал я, – рассказывал старец, – что не переживу этой страсти, от которой даже не мог перекреститься, а только говорил: «Господи, прими дух мой».
Такие страхи продолжались много раз, но потом не были уже так страшны, как впервые, и он научился с помощью Божией отражать их силою креста и молитвы.
За великую любовь старца Симеона к Богу и людям и за великое смирение его открылись в нем редкие дарования Божии: дар врачевания душ, прозорливости и исцеления душевных и телесных недугов. Об этом сохранились многие письменные свидетельства людей, получивших чудесные исцеления по молитвам старца.
По своему смирению старец Симеон всячески старался скрыть дар своей необыкновенной прозорливости. «Да совсем я не прозорливец, – с легким смущением и мягкой досадой в голосе говорил он одному из пытливых посетителей монастыря, – великий дар прозрения дает Господь избранным его, а тут просто долголетие мне помогает, – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони... Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я...»
«Труден путь монашеский, – записал старец Симеон в своей биографии, – но труднее подвиг схимнический, если идти так, как указал нам Подвигоположник наш Господь Иисус Христос. При посещении Его Всесвятаго Духа все возможно победить, перенести, перетерпеть и достигнуть вожделенного, обетованного нам Им неизглаголанного вечного наследия в Его Царствии Небесном».
Шестьдесят четыре года такого монашеского подвига соделали иеросхимонаха Симеона сосудом благодати Божией, которой лучились его глаза и весь облик старца.
«Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, – говорил старец одному посетителю. – Дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь. На, человек, приими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость!..»
Последние дни перед своим преставлением старец очень ослабел, но людей продолжал принимать. На вопрос духовных чад своих, на кого он их покидает, ответил: «На Матерь Божию». И наставлял всех любить друг друга, прощать все обиды, так как ненависть хотя бы к одному человеку ведет к смертному греху, и надо так прощать, чтобы человек знал, что ты ему простил.

Преподобный Силуан Афонский (в миру — Симеон) родился в 1866 году в Тамбовской губернии в благочестивой семье крестьянина Иоанна Антонова. С юности Симеон пожелал принять постриг. Однако отец настоял, чтобы сын сначала поступил на воинскую службу. В армии с особой силой проявился дар его мудрого совета.

Незадолго до окончания воинской службы, которую Симеон проходил в Санкт-Петербурге, он решил испросить благословения у отца Иоанна Кронштадтского. Не застав его, оставил записку со словами: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал».

Осенью 1892 года Симеон прибыл на Святую Гору и был принят послушником в Русский Пантелеимонов монастырь. Он воспитывался в атмосфере афонской духовной традиции: дни проводил в непрестанной молитве Иисусовой, длительных богослужениях, в посте, частой исповеди и причащении Святых Христовых Таин, в чтении духовных книг и труде. Послушанием его была тяжелая работа на мельнице, затем хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой.

В 1896 году он был пострижен в мантию с именем Силуан, а в 1911 году — в схиму с оставлением прежнего имени.

Прожив сорок шесть лет в обители с общежительным уставом, преподобный никогда не стремился к уходу в затвор или удалению в пустынь. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от мирских помыслов, для молитвенного предстояния Богу, зная, что это самый краткий путь ко спасению. Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слез». В этой молитвенной устремленности он достиг такого духовного состояния, при котором провидел происходящее и прозревал будущее человека, открывая тайны душ и призывая всех вступить на путь спасительного покаяния. 11 сентября 1938 года старец Силуан мирно скончался.

В 1988 году Константинопольской Православной Церковью преподобный Силуан причислен к лику святых; Русская Православная Церковь канонизовала преподобного в 1991 году. Однако задолго до его канонизации прибывавшие в Пантелеимонов монастырь паломники совершали поклонение честной главе старца, покоящейся в Покровском храме обители, с верой в его молитвенное предстательство пред Господом. Духовно врачуют души верующих и писания преподобного Силуана о сущности христианской жизни и монашеского делания, переведенные на многие языки и получившие большую известность.

Старец Аристоклий (в миру - Алексей Алексеевич Амвросиев) родился в Оренбурге в благочестивой крестьянской семье. В раннем детстве Алексей потерял отца.

В десятилетнем возрасте после тяжёлой болезни у мальчика отнялись ноги. Мать Алексея Матрона слёзно молила святителя Николая Чудотворца об исцелении сына, дав обет посвятить сына Богу, а самой, по достижении сыном иноческого возраста, уйти в монастырь.

В день празднования святителя Николая 6 декабря Алексей чудесно исцелился. Когда сыну исполнилось семнадцать лет, Матрона удалилась в монастырь.

В 1876 году, сразу после смерти жены, Алексей Амвросиев отправился на Святую Гору Афон и поступил в Русский Свято-Пантелеимонов монастырь. 11 марта 1880 он был пострижен в мантию с именем Аристоклий, в честь кипрского священномученика Аристоклия Саламинского.

2 декабря 1884 года монах Аристоклий был рукоположен во иеродиакона, а 12 декабря того же года — во иеромонаха. 12 февраля 1886 года иеромонах Аристоклий пострижен в схиму без перемены имени.

В 1887 году отец Аристоклий привозил в Москву масличную ветвь с места усечения св. вмч. Пантелеимона Целителя. С 1891 по 1894 настоятель подворья Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря. В те годы подворье размещалось в небольшой городской усадьбе на Большой Полянке — ее в сентябре 1879 года подарила монастырю известная благотворительница Акилина Алексеевна Смирнова.

Несколько лет отец Аристоклий возглавлял подворье и был настоятелем часовни святого великомученика и целителя Пантелеимона. Старец обладал даром исцеления и прозорливости и принимал ежедневно сотни людей, нуждающихся в помощи. Многочисленные пожертвования верующих старец раздавал страждущим, оплачивал обучение детей из бедных семей.

Стараниями отца Аристоклия с 1888 года на подворье начал издаваться журнал «Душеполезный Собеседник», который рассказывал о жизни русских монахов на Святой Горе, знакомил с жизнеописаниями афонских подвижников, с письмами старцев к своим духовным чадам. Благодаря изданию журнала русские монастыри на Афоне стали пополняться новыми послушниками, на щедрые пожертвования россиян восстанавливались пострадавшие от пожаров монастырские постройки, возводились новые храмы.

В 1894 году после ложного доноса старцу пришлось покинуть Москву и вернуться на Афон.

В 1909 году собор духовников Свято-Пантелеимонова монастыря вновь назначил старца Аристоклия настоятелем Афонского подворья, и с 29 ноября 1909 года старец пребывает в Москве. По возвращению старца тысячи людей вновь стали приходить на подворье.

С 1909 по 1918 на подворье были построены два трехэтажных здания. В одном из них разместилась библиотека. Другое было отдано под богоугодные заведения, а на третьем этаже, в одной из угловых комнат, батюшка устроил домовую церковь в честь особо почитаемой и любимой им иконы Божией Матери «Скоропослушница». Храм был освящен уже после смерти старца — 30 сентября 1918 года чин освящения совершил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон.

24 августа/6 сентября 1918 старец почил о Господе.

Отпевали иеросхимонаха Аристоклия три московских владыки: епископ Арсений, епископ Трифон (Туркестанов) и епископ Иоасаф, настоятель Богоявленского монастыря, исполнявший в то время обязанности митрополита Московского.

Первоначально старец Аристоклий был похоронен в мраморном склепе усыпальницы подворья. Однако после революции все монастырские владения подлежали национализации, а домовые церкви — ликвидации. На подворье начались обыски, аресты, конфискации. В январе 1919 года был арестован настоятель Пантелеимоновой часовни иеромонах Макарий. Поэтому духовные чада старца приняли решение о его перезахоронении, и в 1923 году иеросхимонах Аристоклий был перезахоронен на Даниловском кладбище Москвы.

В 2001 году Синодальная комиссия по канонизации святых Русской Православной Церкви, изучив поступившие материалы, сделала заключение, что препятствий для прославления старца иеросхимонаха Аристоклия в лике преподобных как местночтимого московского святого нет.

Летом 2004 на Даниловском кладбище были обретены святые мощи старца.

6 сентября 2004 года старец Аристоклий был прославлен в лике местночтимых святых Москвы и Московской епархии. Сейчас мощи преподобного пребывают в храме святого великомученика Никиты на Афонском подворье Москвы.

Александр Гренков, будущий отец Амвросий, родился 21 или 23 ноября 1812 года в духовной семье села Большие Липовицы Тамбовской епархии. Окончив духовное училище, он затем прошел успешно курс в духовной семинарии. Однако не пошел ни в Духовную академию, ни в священники. Некоторое время он был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами. В последнем классе семинарии ему пришлось перенести опасную болезнь, и он дал обет постричься в монахи, если выздоровеет.

По выздоровлении он не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, «жался», по его выражению. Однако совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез. Однажды, будучи уже в Липецке, гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчанье слова: «Хвалите Бога, любите Бога...»

Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери просветить его ум и направить его волю. Вообще он не обладал настойчивою волею и уже в старости говорил своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я – человек уступчивый. Если будете спорить со мною, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу». Изнемогая от своей нерешимости, Александр Михайлович отправился за советом к проживавшему в той местности известному подвижнику Илариону. «Иди в Оптину, – сказал ему старец, – и будешь опытен». Гренков послушался. Осенью 1839 года он прибыл в Оптину Пустынь, где был ласково принят старцем Львом.

Вскоре он принял постриг и был наречен Амвросием, в память святителя Медиоланского, затем был рукоположен в иеродиакона и позднее – во иеромонаха. Когда отец Макарий начал свое дело издательства, о. Амвросий, окончивший семинарию и знакомый с древними и новыми языками (он знал пять языков), был одним из его ближайших помощников. Скоро после своего рукоположения он заболел. Болезнь была настолько тяжела и продолжительна, что навсегда подорвала здоровье отца Амвросия и почти приковала его к постели. Вследствие своего болезненного состояния он до самой своей кончины не мог совершать литургии и участвовать в длинных монастырских богослужениях.

Постигшая о. Амвросия тяжелая болезнь имела для него несомненно провиденциальное значение. Она умерила его живой характер, предохранила его, быть может, от развития в нем самомнения и заставила его глубже войти в себя, лучше понять и самого себя, и человеческую природу. Недаром же впоследствии о. Амвросий говорил: «Монаху полезно болеть. И в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться!» Помогая старцу Макарию в издательской деятельности, о. Амвросий и после его кончины продолжал заниматься этою деятельностью. Под его руководством были изданы: «Лествица» преп. Иоанна Лествичника, письма и жизнеописание о. Макария и другие книги. Но не издательская деятельность была средоточием старческих трудов о. Амвросия. Его душа искала живого, личного общения с людьми, и он скоро стал приобретать славу опытного наставника и руководителя в делах не только духовной, но и практической жизни. Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Лицо его, крестьянина-великоросса, с выдающимися скулами и с седой бородой, светилось умными и живыми глазами. Со всеми качествами своей богато одаренной души о. Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность и умел давать свои наставления в такой простой и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. Когда это было необходимо, он умел быть взыскательным, строгим и требовательным, применяя «наставление» палкой или же накладывая на наказуемого епитимью. Старец не делал никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор университета и столичная модница, Соловьев и Достоевский, Леонтьев и Толстой.

С какими только просьбами, жалобами, с какими только своими горестями и нуждами ни приходили к старцу люди! Приходит к нему молодой священник, год тому назад назначенный, по собственному желанию, на самый последний приход в епархии. Не выдержал он скудости своего приходского существования и пришел к старцу просить благословения на перемену места. Увидев его издали, старец закричал: «Иди назад, отец! Он один, а вас двое!» Священник, недоумевая, спросил старца, что значат его слова. Старец ответил: «Да ведь дьявол, который тебя искушает, один, а у тебя помощник – Бог! Иди назад и не бойся ничего; грешно уходить с прихода! Служи каждый день литургию, и все будет хорошо!» Обрадованный священник воспрянул духом и, вернувшись на свой приход, терпеливо повел там свою пастырскую работу и через много лет прославился как второй старец Амвросий.

Толстой после беседы с о. Амвросием радостно сказал: «Этот о. Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога».

Другой писатель, Евгений Погожев (Поселянин) говорил: «Меня поразила его святость и та непостижимая бездна любви, которые были в нем. И я, смотря на него, стал понимать, что значение старцев – благословлять и одобрять жизнь и посылаемые Богом радости, учить людей жить счастливо и помогать им нести выпадающие на их долю тягости, в чем бы они ни состояли». В. Розанов писал: «Благодеяние от него льется духовное, да, наконец, и физическое. Все поднимаются духом, только взирая на него... Самые принципиальные люди посещали его (о. Амвросия), и никто не сказал ничего отрицательного. Золото прошло через огонь скептицизма и не потускнело».

В старце в очень сильной степени была одна русская черта: он любил что-нибудь устроить, что-нибудь создать. Он часто научал других предпринять какое-нибудь дело, и, когда к нему приходили сами за благословением на подобную вещь частные люди, он с горячностью принимался обсуждать и давал не только благословение, но и добрый совет. Остается совершенно непостижимым, откуда брал отец Амвросий те глубочайшие сведения по всем отраслям человеческого труда, которые в нем были.

Внешняя жизнь старца в Оптинском скиту протекала следующим образом. День его начинался часа в четыре-пять утра. В это время он звал к себе келейников, и читалось утреннее правило. Оно продолжалось более двух часов, после чего келейники уходили, а старец, оставшись один, предавался молитве и готовился к своему великому дневному служению. С девяти часов начинался прием: сперва монашествующих, затем мирян. Прием длился до обеда. Часа в два ему приносили скудную еду, после которой он час-полтора оставался один. Затем читалась вечерня, и до ночи возобновлялся прием. Часов в 11 совершалось длинное вечернее правило, и не раньше полуночи старец оставался, наконец, один. Отец Амвросий не любил молиться на виду. Келейник, читавший правило, должен был стоять в другой комнате. Однажды один монах нарушил запрещение и вошел в келлию старца: он увидел его сидящим на постели с глазами, устремленными в небо, и лицом, осиянным радостью.

Так в течение более тридцати лет, изо дня в день старец Амвросий совершал свой подвиг. В последние десять лет своей жизни он взял на себя еще одну заботу: основание и устройство женской обители в Шамордине, в 12 верстах от Оптины, где, кроме 1000 монахинь, имелись еще приют и школа для девочек, богадельня для старух и больница. Эта новая деятельность была для старца не только лишней материальной заботой, но и крестом, возложенным на него Провидением и закончившим его подвижническую жизнь.

1891 год был последним в земной жизни старца. Все лето этого года он провел в Шамординской обители, как бы спеша закончить и устроить там все незаконченное. Шли спешные работы, новая настоятельница нуждалась в руководстве и указаниях. Старец, повинуясь распоряжениям консистории, неоднократно назначал дни своего отъезда, но ухудшение здоровья, наступавшая слабость – следствие его хронической болезни – заставляли его откладывать свой отъезд. Так протянулось дело до осени. Вдруг пришло известие, что сам преосвященный, недовольный медлительностью старца, собирается приехать в Шамордино и увезти его. Тем временем старец Амвросий слабел с каждым днем. И вот – едва преосвященный успел проехать половину пути до Шамордина и остановился ночевать в Перемышльском монастыре, как ему подали телеграмму, извещающую его о кончине старца. Преосвященный изменился в лице и смущенно сказал: «Что же это значит?» Был вечер 10 (22) октября. Преосвященному советовали на другой день вернуться в Калугу, но он ответил: «Нет, вероятно, такова уж воля Божия! Простых иеромонахов архиереи не отпевают, но это особенный иеромонах – я хочу сам совершить отпевание старца».

Было решено перевезти его в Оптину пустынь, где провел он свою жизнь и где покоились его духовные руководители – старцы Лев и Макарий. На мраморном надгробии выгравированы слова апостола Павла: «Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу» (1Кор.9:22). Слова эти точно выражают смысл жизненного подвига старца.